– Смерти не боятся только дураки, – твердо ответил Гумилев. – У меня маленькая дочь, которая останется совсем одна, да к тому же куча незавершенных проектов.
– Значит, тебе рано умирать, – рассмеялся Кирсан. – Все будет в порядке.
«Это даже не сумасшествие, – глядя в спину калмыка, решил Андрей. – Это такой особый способ жить и мыслить. Не зря, ох и не зря Свиридов предупреждал меня…»
Овальная стальная дверь оказалась заперта на специальные задрайки. По очереди отомкнув их, Илюмжинов дождался благоприятного момента и толкнул ее.
– Держи!
Андрей вцепился в ремень Кирсана. Дверь распахнулась. Коротко взвыл тревожный ревун, сигнализирующий, что кто-то нарушил герметичность корабля. Над головой замигала красная аварийная лампочка.
– Скорее! – крикнул Андрей. По ушам ударил свирепый рев разгневанной морской стихии. Пол накренился – ледокол взбирался на очередную водяную гору. Зеленая вертолетная палуба с белым посадочным кругом посредине глянцево сверкала внизу. Взмах руки – и сто тысяч долларов, блеснув на прощание, улетели туда. Корабль выровнялся. Гумилев изо всех сил рванул калмыка к себе, и тут откуда-то сбоку на ледокол обрушилась гигантская волна. Потоки ледяной воды погребли под собой палубу, ударили в открытую дверь, сбив мужчин с ног. По счастью, своей массой вода захлопнула дверь, автоматический замок зафиксировал ее, ревун сирены смолк.
…Они сидели на полу в лужах воды, оглушенные, и хохотали, как мальчишки. Помощник капитана, прибежавший по тревожному сигналу вместе с аварийной командой, непонимающе переводил взгляд с мокрого миллиардера на мокрого главу российского региона – и обратно. Бывалый, опытный человек, он знал, что в жизни возможно всякое, и счел за благо не вмешиваться. По его приказу дверь задраили намертво. Потом матросы проводили Гумилева и Илюмжинова по каютам. На этом инцидент был исчерпан.
Правда ли духи моря приняли жертву, или просто на небесной кухне под плитой закончилось топливо, только шторм прекратился так же внезапно, как и начался. Буквально через полчаса после того, как мокрый Гумилев вернулся к себе в каюту, ветер стих и мгла на небе рассеялась. Конечно, волны еще качали ледокол, но их гребни уже не украшали пенные шапки. Жестокая болтанка прекратилась, и люди вздохнули с облегчением.
Когда палуба перестала раскачиваться, Андрей проведал Марго, но девушка по-прежнему спала, разметавшись на кровати. Заботливо укрыв ее, он присоединился к веселой игре, затеянной Марусей, Илюмжиновым, Буниным, Чилингаровым и другими пассажирами «России». Пооткрывав двери кают, взрослые изображали медведей из сказки про волшебный колокольчик. Они повязали себе глаза шарфами, а девочка пряталась от них, изредка покрикивая тоненьким голосом:
– Динь-динь-динь!
Конечно, взрослые подыгрывали малышке. Они нелепо размахивали руками, стр-р-рашно рычали, сокрушенно сетовали на то, что никак не могут отыскать хитрую и осторожную Марусю. Чаще всего «медведи» натыкались друг на друга, причем Бунин даже с завязанными глазами умудрялся постоянно ловить Надежду Алферову и заключать ее в объятия. Маруся, громко топая крепкими ножками, носилась по коридору и каютам среди неуклюжих дяденек и тетенек, заливисто хохоча от восторга.
Так прошел остаток дня и наступил вечер. Впрочем, в этих широтах никакого вечера не наблюдалось и в помине. Солнце оранжевым апельсином висело над далеким горизонтом, по высокому небу летели рваные клочья облаков.
К ужину проснулась Марго. Она была бледной, но чувствовала себя вполне сносно. С аппетитом умяв овощное рагу и выпив два стакана морса, девушка предложила Марусе выйти на верхнюю палубу подышать свежим воздухом. Многие из сидевших за столиками поддержали идею Марго и поспешили в свои каюты, чтобы одеться потеплее. Андрей решил «не отставать от коллектива», но на выходе из столовой его перехватил Илюмжинов и попросил «на два слова».
После истории с жертвой духам моря Гумилев почувствовал симпатию к калмыку и не смог отказать.
– Идите, я вас догоню! – крикнул он Марго и следом за Кирсаном отправился в его каюту.
Илюмжинов выглядел озабоченным.
– Андрей, – сказал он, усадив гостя в кресло. – Случилась неприятность. У меня пропала одна весьма ценная вещь.
– Да нет, Кирсан, – успокоил его Гумилев, посмеиваясь. – Она не пропала. Ты сам выкинул ее за борт. Это была жертва духам моря. Но неприятность у тебя действительно случилась. И она называется – провалы в памяти.
Довольный шуткой, Андрей расхохотался. Илюмжинов в ответ вяло улыбнулся.
– Понимаешь, это действительно очень ценная для меня вещь. Памятная. Единственная в своем роде.
– Да что за вещь-то? – не выдержал Андрей. Он понял, что дело и впрямь серьезное. Таким расстроенным на его памяти Илюмжинов еще никогда не был.
– Фигурка из серебристого металла. Единорог.
– Из серебра?
– Нет, просто какой-то сплав. Ценность единорога не в металле. Его… его подарил мне Иоанн Павел Второй.
Андрей удивленно поднял брови.
– Папа Римский Иоанн Павел Второй.
Андрей присвистнул от удивления.
– И где она лежала?
– Вот здесь, на столе, в шкатулке, – Илюмжинов показал на изящный ларчик из темного полированного дерева. Гумилев встал, открыл крышку. Шкатулка была пуста.
– Слушай, Кирсан, так, давай я сейчас вызову Свиридова. Это его прямая обязанность – обеспечивать безопасность участников экспедиции и их имущества.
– Свиридов… – калмык замялся. – Андрей мне бы не хотелось, чтобы эта история получила огласку. Понимаешь, кража у гражданина Илюмжинова – это одно, а кража у главы Республики Калмыкия – совсем другое. В тайне такое сохранить точно не получится.