Гумилев молчал. Он ощущал только звенящую пустоту внутри себя. Самое страшное уже произошло. Ева исчезла почти три недели назад. Где теперь искать ее следы?
– Спасибо, профессор. Мы разберемся, что произошло, – Гумилев не дал ошарашенному Покровскому попрощаться и положил трубку.
Он вернулся в кабинет и быстро, скомканно довел совещание до конца. Не потому, что видел в этом смысл, а потому, что нужно было ухватиться за какую-то соломинку, чтобы не утонуть в подступающих волнах безумия.
Когда эксперты вышли из кабинета, он открыл почту, нашел последнее письмо от Евы и включил воспроизведение видеофайла.
– Андрей, дорогой, у нас сегодня сказочная погода, – безмятежная Ева сидела в своей лаборатории и говорила в камеру мобильного, который держала в правой руке. – Жаль, что на улицу не выбраться: морлоки сегодня подошли близко к станции, загоняют медведя. С утра такой ор стоял! А Рыжик научился говорить мое имя. Правда, на свой лад. От звериного акцента мы, видимо, никогда не избавимся, – Ева засмеялась и перевела камеру на детеныша снежного человека, игравшего в углу с изрядно покусанным футбольным мячиком. – Рыжик! Иди ко мне, – позвала она, и существо, радостно швырнув мяч в стену так, что он расплющился в блин, рвануло к Еве, забралось к ней на колени и уткнулось носом в шею. – Ну-ну, тише. Как меня зовут? Ну же, как меня зовут?
Существо задумчиво посмотрело на Еву, потом в камеру, которую она держала, и гордо прошепелявило:
– Мам-Ефа! Мам-Ефа! Моя Мам-Ефа!
– Надеюсь, у вас все хорошо, – Ева перевела камеру на себя. – Я очень по вас скучаю, скоро вернусь. А пока мы с Рыжиком передаем вам с Марусей привет! – она схватила малыша за лапку, на которой уже хорошо просматривались двухсантиметровые когти, и помахала ею в камеру.
Запись закончилась.
У Андрея появилось ощущение нереальности происходящего. Абсурд. Вот она – его Ева, она в тайге, воспитывает Рыжика, изучает морлоков, шлет им с дочкой видеоотчеты. С ней все в порядке. И если ничего не предпринимать, подождать до вечера, то она пришлет еще одно сообщение, которое Андрей с Марусей раз десять прокрутят дома, перед тем как няня уложит дочку спать. А через три дня – еще одно. И так будет – он уверен – на протяжении всего времени, оставшегося до конца ее таежной экспедиции. Ничто не нарушит их привычного образа жизни.
А потом она просто не вернется.
Или все-таки вернется?
Андрей подошел к стене кабинета – прозрачной изнутри и непроницаемой снаружи голубоватой плоскости огромной призмы – и посмотрел вниз. У его ног был весь город – и вовсе не в переносном смысле этого слова. Андрей Гумилев – тот, кого принято называть хозяином жизни, состоявшимся человеком, self-made men. Только жена не захотела остаться рядом с ним.
Прежде чем что-то предпринять, он попытался разложить все по полочкам. Ева улетела в Сибирь, но в лагере так и не появилась. Если бы произошла авария, разбился ее вертолет, об этом уже стало бы известно. К тому же она не предупредила Покровского и других ученых о своем приезде. Так, может быть, она и не собиралась в тайгу? И экспедиция была всего лишь предлогом, чтобы улизнуть из дома на целый месяц? Тогда все складывается в единую картину: Ева еще весной задумала свой побег. Запаслась съемками из подземного города ученых, записала десятки коротких видеосообщений, чтобы поддерживать у него иллюзию ее присутствия в тайге. Затем солгала про поездку, ушла из дома и отключила телефон, чтобы избежать неудобных расспросов. И теперь раз в три дня она отправляет ему заготовку, думая, что никто не раскроет ее мистификации.
Измена?
Странно, но это предположение не вызвало у Андрея ярости. Только облегчение – ведь если все сводится к банальному адюльтеру, это означает, что с его женой ничего не случилось. Пройдет еще десять дней, и она вернется – как ни в чем ни бывало – с виноватыми глазами и рассказами об экзотических морлоках.
Сможет ли он простить измену? Андрей знал, что на этом его отношения с Евой прекратятся. Он допускает, что во многом сам мог толкнуть ее к другому мужчине, он готов признать свою вину и даже понять Еву. Но принять обратно – нет. Она навсегда останется матерью его ребенка, близким ему человеком, даже другом – но не женой.
Гумилев цеплялся за рассуждения о возможной измене Евы, как за соломинку, чтобы не думать о более страшных вещах. На самом деле где-то в сердце уже была уверенность: Ева не вернется, случилось что-то непоправимое, фатальное для его семьи. И семьи его – в том смысле, который он вкладывал в это слово, – больше не существует.
Андрей понимал – даже знал, чувствовал – Ева не могла разыграть такую схему ради интрижки на стороне. Если бы она влюбилась в другого, то просто ушла бы от мужа. Не стала бы цепляться за статус, деньги и ту комфортную жизнь, которую дает ей замужество за самым богатым человеком в стране.
Гумилев скрипнул зубами и набрал номер телефона, только несколько дней назад занесенного в адресную книгу.
Генерал Свиридов выслушал Андрея спокойно, не перебивая, так, будто ему каждый день приходилось общаться с терявшими жен миллиардерами.
– Андрей Львович, я уже говорил вам, что окажу вам любую поддержку – насколько это будет в моих силах. Не волнуйтесь, у нас хорошие шансы найти вашу жену.
«Еще бы», – подумал Гумилев. За генералом стояла вся мощь государственных спецслужб – ФСБ, ГРУ, ФАПСИ. Именно поэтому Андрей и принял решение обратиться к Свиридову. Конечно, сыграл роль и чисто психологический фактор – свои возможности были и у службы безопасности компании, возглавляемой Саничем, и даже у начальника личной охраны Андрея корейца Сергея Кима. Но обращаться к своим подчиненным с просьбой найти пропавшую жену Гумилев считал унизительным.